Дмитрий Косырев, политический обозреватель РИА Новости.
Самое неинтересное — это откуда взялась сама идея совмещения дня рождения Пушкина, 6 июня, с Днем русского языка. Тут ответ очевиден: взялась из ООН, где наш язык обрел эту честь, начиная с 2010 года. С 2011 такой день стал официальным и в России. В ООН вообще-то есть еще День английского языка (23 апреля, когда родился Шекспир — и неважно, был ли Шекспир). И арабского, и французского… А самое интересное, — причем очень интересное, — что же сделал этот самый Пушкин такого, что мы с пушкинских времен и до сих пор примерно на его языке и говорим. А он, хулиган такой, всего-то населил этот язык новыми иностранными словами. И иностранными сюжетами. Испортил, в общем.
"Ужасно в ухе"
До Ивана русский язык уже успел испытать несколько волн иностранного нашествия. Греческого, из погибшего Второго Рима — Константинополя, через православие; от наших с вами имен (процентов на 80 греческие) до сегодняшнего аэродрома — это все оттуда. Не забудем про тюркские "казна" или "алтын", или иранские "кафтан" и "сарафан". Дальше, еще до Петра, началось нашествие голландско-немецких слов, включая голландское "дурак".
А как звучала русская поэзия петровских времен или чуть позже их?
Пущу перо, но в узде; херить не ленюся;
Много ль, мало ль напишу стишков, не пекуся,
Но смотрю, чтоб здравому смыслу речь служила,
Не нужда меры слова беспутно лепила…
Это — Антиох Кантемир, "Сатира на бесстыдную нахальчивость", начало XVIII века.
Далее же реформатором русского стихосложения стал фактически современник Кантемира Василий Тредиаковский, и тут уже все поближе к нам, хотя…
С одной страны гром,
С другой страны гром,
Смутно в воздухе!
Ужасно в ухе!
Набегли тучи,
Воду несучи,
Небо закрыли,
В страх помутили!
("Описание грозы, бывшия в Гааге").
И, наконец, реформатором не только стихосложения, но и вообще русского языка стал все-таки не Пушкин, а Михаил Ломоносов. Это была абсолютно академическая акция, включавшая издание первой "Русской грамматики". Как и любая реформа, она закрепляла то, что уже с языком произошло, вдобавок дерзала выдвинуть для потребы всех русскоговорящих новые идеи. Часть которых прижилась.
Кстати, и стихи у Ломоносова совсем другие, вот самый, наверное, известный из них, про кузнечика:
Ты скачешь и поешь, свободен, беззаботен,
Что видишь, все твое; везде в своем дому,
Не просишь ни о чем, не должен никому.
И, тем не менее, не 8 ноября, дата рождения Ломоносова, стало Днем русского языка. Героем оказался не академический исследователь и систематизатор, а совсем другой человек. Получился отличный урок того, что такое язык и как он живет.
Как пишет этот злодей
Сидим накануне Дня русского языка с профессором Александром Иваницким, возможно, наиболее известным сегодня пушкиноведом, на лавочке у входа в Институт мировой литературы имени Горького. Говорим о том, сколько новых слов ввел в русский язык Пушкин.
Французских слов, прежде всего ("машинально"), но и английских, которые он даже пару раз писал латинским шрифтом: vulgar. Говорим о том, как трудно это сегодня понять, ведь большую часть этих слов мы с тех пор считаем своими, исконными, и не замечаем.
Подробнее о том, сколько заработал Пушкин за 17 лет литературного труда >>
То есть Пушкин — это не новая грамматика, это новый лексикон. Европейский. И это еще как-то более-менее известно. Но профессор Иваницкий говорит еще и о пушкинских сюжетах-трансформерах.
И еще о французах: волна французских слов в нашем языке началась до Пушкина, при Екатерине. Пушкин скорее ставит последнюю точку в этом нашествии, ведет дискуссию с французской культурой, сильно дискредитированной к тому времени якобинским террором и прочими несчастьями. Опять же, говорит Иваницкий, надо знать реалии тех времен, чтобы понять, кто такой Ленский (карикатура на новую немецкую философию и поэзию) и что значит любовь Татьяны к Ричардсону (которого вся Европа давно к тому времени перестала читать).
Самое же интересное в том, что никакой реформы русской литературы или языка Пушкин не замышлял. Он просто писал — как и все мы пишем — для себя и близкого круга своих друзей. Людей, в частности, прошедших через Царскосельский лицей. Писал на их (и своем) языке. Европеизированном и играющем с удачными европейскими словами.
Сегодня так делают люди, интродуцировавшие в русский язык "тренд", "твит" и прочее. Есть строки в неожиданно возродившейся сейчас русской поэзии, где перемежаются русские слова и английские, причем последние — латинскими буквами. И как же злобно шипят традиционалисты в ответ на эту чисто пушкинскую штуку!
Самое же главное в пушкинском чуде — легкость, невесомое изящество, с которым он вводил в литературу язык своего поколения. Профессор Иваницкий напоминает о поэте, который был старше Пушкина всего на 7 лет, но — совсем другим. "Боже, как пишет этот злодей!" — сказал Константин Батюшков.
Империя бессильна
Злобное шипение насчет новых слов зазвучало в полную силу в России почти сразу после Пушкина, и звучит до сих пор. Наверное, он будет всегда, этот комплекс неполноценности людей, которые языков не знают и поэтому хотят вернуть "изначальный", очищенный от иностранщины русский.
Кстати, о галоше — кроме русских, за чистоту своего языка обреченно борются те самые французы, у которых Россия брала слова сотнями на исходе XVIII-го века.
Вот забавный материал из недавней Washington Post насчет того, что наконец-то во Франции вошло в словарь гениальное слово galosher — означает оно французский поцелуй (губасто-слюнявый). Французская академия (люди в расшитых золотом мундирах) не только не признают таких словарей, где есть слово "галошить", они с ненавистью воюют с поселившимися в их языке англо-французскими гибридами типа "le best of" или "e-mails".
Как с такими борцами бороться? А никак. Просто говорить и писать. Это ведь наш язык, что хотим, то с ним и делаем, он благодаря нам меняется всегда, потому и жив. Да и вообще бороться не надо, а надо помнить урок Пушкина: побеждает всегда веселая легкость.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
