О недавней смерти Дмитрия Набокова, сына великого писателя Владимира Набокова, мир узнал с опозданием на один день: о том, что он умер в среду, 22 февраля, пресса сообщила днем позже. Так бывает, когда умирает одинокий, бездетный человек. Некому заботиться об объявлениях и церемониях.
Вместе с Дмитрием Набоковым для России умерла красивая легенда - милый нашему сердцу образ последней дворянской писательской семьи, из тех, "каких теперь уж нет". В газетах мы прочли обязательный в таких случаях набор фактов о Владимире Набокове (такой же привычный, как выбранный им самим для себя англизированный вензель - VN): сын аристократа-либерала, чудесное детство, усвоенный с пеленок английский язык.
В отношении биографии Дмитрия почти те же штампы - родился в 1934 году в Берлине, жил в Америке и Италии, большую часть жизни провел в Швейцарии, гонщик и оперный певец. В общем, любимец счастия, как написал бы Пушкин. И непременная часть этой великой семейной легенды - жена VN Вера, урожденная Вера Евсеевна Слоним, мать Дмитрия, прототип умной и строгой Зины Мерц из романа "Дар".
Дважды изгнанник
Чудесное детство? Волшебный мир редких бабочек, гоночных автомобилей и гор, видных из окон отеля в швейцарском городе Монтре, где VN провел последние годы?
Да, было и это. Но сначала было совсем другое. Когда Дмитрий родился в Берлине в 1934 году, в маленькой комнате, которую VN и Вера снимали на третьем этаже местного "доходного дома", невозможно было укрыться от рычания гитлеровских речей, доносившихся из репродукторов с соседней крыши. Когда в Берлин перед самым рождением Дмитрия приехал выступать только что получивший Нобелевскую премию Иван Бунин, местные поклонники Гитлера из русской эмиграции предупредили Набокова и его приятеля Иосифа Гессена: вы оба на банкете в честь Бунина выступать не будете. Гессен - потому что еврей, Набоков - потому что женился на еврейке. Набоков, правда, это предупреждение проигнорировал и выступил: недаром в романе "Дар" его alter ego, молодой писатель Федор Годунов-Чердынцев, говорит, что отец отрекся бы от него при любом проявлении трусости. Иосиф Гессен, кстати, был тем самым человеком, который сообщил семье Набоковых по телефону в 1922 году о гибели их отца - Владимир Дмитриевич заслонил собой от пули Павла Милюкова, вожака либеральной эмиграции. Милюков, бывший член Временного правительства, был объектом ненависти русских ультраправых, обвинявших его в "предательстве России". Вот ультраправые и попытались его убить, но в результате попали в отца VN.
Парадоксальным образом один из убийц Владимира Дмитриевича, фашист Сергей Таборицкий, спас семью VN. Несмотря на недвусмысленные предупреждения о той судьбе, которая ожидала в третьем рейхе евреев, Вера не хотела уезжать из Германии - там жили ее сестры, за границей ей и VN просто не было где приткнуться. Но когда Таборицкого в 1937 году нацисты выпустили из тюрьмы и назначили членом комиссии по русским беженцам, Набоковы приняли решение срочно уезжать из Германии.
Уезжая, VN написал тогда еще дружившей с ним Зинаиде Шаховской: "Мы медленно умираем от голода, и это никого не волнует". Вот такое было "чудесное детство" у Дмитрия Набокова, дважды изгнанника - сын русских эмигрантов, он вынужден был бежать из страны своего рождения в Америку в 1940 году. А рос под стук печатной машинки: вернувшись из роддома, Вера тотчас села за перепечатку черновиков одной из главных книг мужа - романа "Приглашение на казнь". Впоследствии Набоков не раз повторял, что без жены не состоялся бы как писатель - она перепечатала и отредактировала все его произведения, от "Машеньки" до "Ады".
Профессия: жена писателя
Американка Стейси Шифф, в конце девяностых подарившая нам биографию матери Дмитрия (шестисотстраничный фолиант "Вера. Жизнь с Владимиром Набоковым"), пошутила как-то, что Вера могла бы занять первое место на каком-нибудь неофициальном чемпионате писательских жен: тут и редактура с корректурой, и ассистирование на лекциях в американских университетах, и строгая охрана наследия после смерти мужа (Вера пережила супруга на 14 лет и умерла в 1991 году в возрасте 89 лет в Швейцарии, где они прожили вместе с VN последние годы его жизни). Только вряд ли Вера согласилась бы в таком чемпионате участвовать из-за природной склонности к сугубо частному существованию, которое даже трудно назвать скромностью в обычном смысле слова.
Вера всегда была внешне спокойна, опрятна и горда - и когда недоедала вместе с мужем и сыном в конце тридцатых, и когда умер VN (несмотря на искреннюю скорбь, она сразу сказала многочисленным плакальщикам, что случившееся - естественно и она просит не рыдать у нее на груди), и даже когда Дмитрий разбился на машине в 1980 году, получив множественные ожоги по всему телу. Но за этим спокойствием скрывался огонь - тот самый "бледный огонь", который VN выберет в качестве темы и заголовка к своему великому позднему роману Pale Fire. Без этого внутреннего огня она не вынесла бы ношу своей жизни.
Легенда аристократизма
К чему я все это? Да к тому, что о таких писателях, как VN, равно как и об их семьях, не надо ностальгировать - им подобным надо помогать, причем не обязательно в старости. Сегодняшние Набоковы есть среди нас, хватит обессиливать себя сказочками об "истребленном генофонде".
Главным в ушедшей теперь от нас безвозвратно таинственной семье был не пресловутый аристократизм (его на самом деле не было ни у самого VN, ни у его жены и сына, которые в разные периоды своей жизни представлялись в анкетах то как "дочь мещанина, вероисповеданием иудея", то как "сын тренера по теннису" - именно наставником начинающих теннисистов аттестовал себя VN в первые годы после приезда в США в 1940 году). Главным в этой семье была вера в свое предназначение, в свой дар. У VN это был дар писателя, у жены и сына - дар хранителей. Вдвоем им удалось создать Nabokov Estate - настоящего "бультерьера от копирайта", внимательно следящего прежде всего за качеством появляющихся легальных изданий VN. Так получилось, что именно эта деятельность стала судьбой и предназначением покинувшего нас недавно Дмитрия Набокова.
Легко ли было родителям? Вспомним все те же тридцатые годы: "Приглашение на казнь" вышло в нескольких сотнях экземпляров - фактически самиздат. Пять прекрасных произведений, написанных при существовании на уровне экзистенц-минимума, фактически на хлебе и воде. И страшный дефицит того, что теперь становится и вовсе исчезающей субстанцией, - дефицит качественного читателя. Вы скажете: а как же эмиграция, "мы не в изгнаньи, мы - в посланьи", лучшие читатели России? Да не было их - "лучших из лучших", были приблизительно такие же читатели, как и сегодня в Москве или Питере.
Идеальные читатели
Вера и Дмитрий оказались идеальными читателями произведений VN - и это заслуга из заслуг, причем отнюдь не легко дающаяся. В итоге у Дмитрия просто были несколько другие проблемы, чем у раннего VN, но проблемы отнюдь не простые. Отцу приходилось бороться с миражами нацизма и коммунизма, принимающими в его книгах черты дурной театральной бутафории. Читаем в "Приглашении на казнь" описание тюрьмы Цинцинната: "Луну уже убрали, и густые башни крепости сливались с тучами". И сравниваем со стихами из романа "Дар":
Здесь все так плоско, так непрочно,
так плохо сделана луна,
хотя из Гамбурга нарочно
она сюда привезена.
А Дмитрию Набокову пришлось бороться с миражами массового сознания, увидевшего в "Лолите" - педофилию, а в "Даре" - жестокость. Вот цитата из мемуарного отрывка Дмитрия Набокова "Возвращение в отцовскую комнату":
"Как она была непонята, бедная "Лолита"! И с каким наслаждением средства массовой информации отдали свои страницы малолетним и совершеннолетним проституткам с этим псевдонимом! И что отвечать, когда на званом вечере седеющая дама спрашивает вас с заговорщической улыбкой: "Ну, и каково быть сыном старой грязной хрюшки вместо отца?" Что тут ответить?.. Что в книгах отца на самом деле нет ничего неприличного?"
У каждого поколения свой крест и свои "проволочные заграждения" между читателем и писателем, которые на самом деле - всего лишь разновидность тех колючих проволок, которые люди вечно натягивают друг между другом. Замкнутая Вера, так и оставшийся одиноким Дмитрий Набоков - на самом деле и они занимались разрушением этих перегородок.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
