Во вторник, 8 мая, в госпитале американского Коннектикута скончался от осложнений после инсульта детский писатель и иллюстратор Морис Сендак. Сендак участвовал в создании почти сотни книг, которые больше полувека печатаются в Штатах и за рубежом, экранизируются, становятся мультфильмами и даже служат основой оперного либретто. Сендака не просто знают во всем мире - на него чуть ли не молятся профессионалы книжного дела, писатели и художники, его проклинают родители и общественные организации фундаменталистского толка, от него стонут зарубежные издатели, которым приходилось утверждать лично у Сендака каждую буковку и только что не цвет ниток на книжном фицбунде. Всю эту неделю англоязычная пресса, Youtube и блоги медийных селебритиз вспоминали писателя, публиковали некрологи и личные воспоминания своих обозревателей, писали трогательные слова прощания, выкладывали фанатские ролики, в которых обычные парни и девушки читают свои любимые отрывки из Сендака - просто так, чтобы почтить его память.
В России не выходило ни одной книжки Сендака. Мы знаем его разве что по не очень успешной (но хорошей) экранизации самой популярной его книги "Там, где живут чудовища", и совершенно никчемному китайско-канадскому мультфильму "Мишка и его друзья".
Пару лет назад я наводил справки у наших детских издателей, напечатают ли когда-нибудь Сендака на русском. Оказалось, что права на какие-то его книги уже куплены, но кем - так и осталось загадкой. Скорее всего, они лежат мертвым грузом в столе одного из книжных гигантов, которые сломали зубы о сендаковские стандарты и решили повременить с неудобным и вряд ли золотоносным автором.
Сейчас, кажется, самое время что-то с этими книжками сделать. Не только потому, что это всегда просто очень хорошая работа, в которую вложено много сердца - и в буквы, и в картинки. Книги Сендака, если такие вещи можно сравнивать - как старинная мебель, над которой много трудились руками и уделяли внимание каждому изгибу и завитку, не забывая о функции конкретной козетки или бюро. Это не только свидетельство целой эпохи, в которую жили дети по ту сторону Атлантики. Это, к тому же, всегда очень личный взгляд на каждую историю - будь то иллюстрации к "Пентесилее" Клейста или еврейская сказка, которую Морис услышал от своего папы.
Сендак родился в 1928 году в Бруклине в семье еврейских иммигрантов из Польши. Морис был третьим ребенком и, по собственным воспоминаниям, его родители сделали почти все, чтобы он не появлялся на свет - его мать даже нарочно падала со стремянки. Правда, после того, как мальчик родился, ничего подобного никто уже не делал. Но та непреодолимая жуть сендаковских историй, за которую позже он не раз подвергался нападкам, и которая делает его истории и картинки уникальными, берет начало, конечно, в семье, которая, хотя и сумела избежать нацистского пекла, потеряла в ту войну почти всех родственников.
Про влияние отца Мориса, Филиппа Сендака на стиль и сюжеты будущего писателя писали очень много - в том числе и сам автор книги "Там, где живут чудовища". Сендак называл эти вечерние сказки "ужасными" и, по-видимому, они были ужасны не только в том смысле, когда мы говорим "ужасно интересно". Филипп рисовал угрюмый, но захватывающий мир местечковых евреев, которым все время приходилось иметь дело то с казацкими погромами, то с собственными демонами-диббуками. Это ощущение не проходило у родителей Мориса и в Америке, они не исключали возможности Холокоста и в этой внешне благополучной стране и учили своих детей держать в чулане собранный чемодан.
Больше всего критики, не всегда идеально корректной, Сендаку пришлось выслушать за одну из лучших своих книжек - "Ночная кухня" (1970, позднее по ее мотивам был снят мультфильм). В этой книге мальчик Мики засыпает и попадает в адскую кухню, где трое похожих то ли на Гитлера, то ли на актера Оливера Харди повара пытаются запечь его в пироге. Мальчик успевает спастись, слепив из теста аэроплан, добывает кондитерам молоко для менее каннибальского рецепта и успешно возвращается в кровать к утру.
Эта совсем небольшая книга, как мне кажется, велика не только отличными и непохожими на типичные веселенькие детские иллюстрации всех времен рисунками (к ним тоже придирались за слишком подробное изображение детской анатомии). Это тот случай, когда детская история растет не из какой-то общей идеи про добро, побеждающее зло, или значение дружбы для каждого из нас, а из живого опыта автора, может быть до конца не осознанного.
Сам Сендак, заработавший за полвека приличное состояние, отлично понимал, что можно и чего нельзя делать в книжном мире. Если ты делаешь детскую книгу, говорил он, в первую очередь, нельзя ссориться с родителями - потому что это они покупают книги. Но здесь он, видимо, ничего не мог поделать, и творческая связь с детьми, вообще более открытыми ужасному и необычному, у него была прочнее, чем со взрослыми.
При этом ни один ребенок за всю долгую жизнь Сендака не сказал ему "Чтоб ты сдох, я теперь не могу спокойно спать!"; наоборот, он до самого конца получал письма от тех, кто благодарил его за новый опыт, и за то, что его страшные истории помогают адаптироваться к еще более страшной жизни.
Эти две вещи Сендак пронес через всю жизнь: способность и желание честно, хотя и в фантазийном жанре, говорить о неудобных и даже не всегда понятных самому себе вещах - о беспричинной агрессии, неосознанных фобиях, о чудищах, с которыми можно договориться, используя своего внутреннего монстра - и любовь к филигранно выполненной работе.
Всякий раз, когда речь заходит о смерти бумажной книги и будущем книгоиздания, я вспоминаю Сендака - не потому, что он прав с этим своим "fuck e-books!", а потому, что он заслужил право на такую позицию и немало сделал для того, чтобы сохранить магию "бумажной" книги. Он писал про свое детское отношение к книжкам, которые ему дарила сестра: "Первым делом я клал книгу на стол и долго смотрел на нее. Далее следовало обнюхивание… Книга была напечатана на особенно хорошей бумаге - в отличие от диснеевских книжек, которые я знал раньше. Запах был дивный. Кроме того, была еще глянцевая суперобложка, которую я гладил рукой. Я помню, что пытался кусать книжку. Вряд ли моя сестра, покупая ее для меня, имела в виду именно это. А вот чтение было последним делом, хотя история мне нравилась. Книга значит для ребенка гораздо больше, чем просто чтение".
Лучшей памятью этому замечательному автору было бы то, чтобы его и дальше издавали так, чтобы нашим детям хотелось бы гладить и обнюхивать эти книжки.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
