Подлинная история девушки по имени Маржан, выросшей в Тегеране и сбежавшей от исламской революции во Францию, разошлась по всей Европе в виде комикса, а потом превратилась в мультфильм "Персеполис": в 2007 году он получил спецприз жюри в Канне и едва не взял "Оскар". Свой второй фильм Маржан Сатрапи и ее французский соавтор Венсан Паронно решили не рисовать, а снимать: Матье Амальрик играет у них музыканта по имени Нассер Али, который, лишившись скрипки, теряет вкус к жизни и решает умереть. История, основанная на биографии одного из дядьев Сатрапи, поначалу кажется диковатой, местами абсурдной персидской сказкой, и лишь в самом финале приобретает трагический накал. В интервью РИА Новости Сатрапи и Паронно рассказали, что умереть от любви действительно можно, жить без грязных шуток не имеет смысла, а фамильных историй хватит еще не на один фильм. Беседовала Ольга Гринкруг.
- Цыпленок со сливами — реально существующее блюдо?
- Маржан Сатрапи: О да. Очень сложное и долгое, как обычно бывает в иранской кухне. Я его частенько готовлю.
- Почему вы решили отказаться от анимации и переключиться на живых актеров?
- Маржан Сатрапи: Я совершенно спокойно могла бы сделать "Персеполис-2", "Персеполис-3", "Персеполис-4". Заработала бы кучу денег. Разъезжала бы на лимузинах, расхаживала бы по красным дорожкам, невыносимо скучала бы от церемоний: в Лос-Анджелесе, когда приезжаешь на "Оскар", тебя держат за руку в туалете и подносят еду ко рту. Я этой жизни не хочу — не желаю терять свободу, а главное - история девушки, которая растет в Тегеране, а затем уезжает, изложена в первом фильме не автобиографии ради: я использовала собственные жизненные обстоятельства, чтобы поговорить о том, что произошло тогда в Иране. Теперь я живу в Европе и уже не могу судить об иранских событиях — я там не была уже 12 лет. Когда началась Зеленая революция, мне предложили выступить по телевизору и призвать людей выходить на улицы. Чем они думали? Как я могла, сидя в Париже и попивая кофе, отправлять кого-то на смерть?
Между прочим, найти деньги на игровой фильм оказалось не так-то просто. Мы-то наивно полагали, что раз у нас номинация на "Оскар", то нам все сразу дадут, но нет! Извольте рисовать. Зато все актеры первой величины — Мария де Медейрос, Изабелла Росселлини, Кьяра Мастроянни, - согласились сниматься сразу, так что нам даже не пришлось задумываться о запасных вариантах. Матье Амальрик так верил в своего персонажа, что начал постепенно превращаться в Нассера Али. Он даже физически менялся, на глубинном уровне. Актеры подхватывали все, о чем мы думали, это был настоящий дар небес.
- Венсан Паронно: Важно еще понимать, что это нетипичные актеры. У них была небанальная карьера, они все сами либо снимают кино, либо пишут сценарии. И они все нас очень поддерживали.
- Маржан Сатрапи: Конечно, снимать кино с живыми людьми — занятие нервное: в анимации тебе дается два года и полная свобода менять что угодно в любой момент, а здесь требовалось уложиться в 45 съемочных дней. Но у нас была замечательная группа, оператор Кристоф Бокарн — гений, декорации — великолепные. Вдобавок, мы всю дорогу осуществляли мечту, и за это нам еще платили. Странно было бы не радоваться. А нервничать приходится при любой работе, это нормально.
- Венсан Паронно: Мы оба — в первую очередь графики, поэтому воображаем себе каждый кадр как рисунок. Кроме того, мы решили отталкиваться от эстетики классических нуаров 1950-х годов, снимавшихся от начала до конца в студии, неподвижной камерой.
- Маржан Сатрапи: Когда мы делали "Персеполис", нам все время говорили, что микширование в анимации невозможно, мы все испортим. Но для нашей истории требовался именно такой прием. На этом фильме нам объясняли, что закадровый голос повествователя безнадежно устарел, а резкая смена кадра ничего не означает. Но мода тут вообще не при чем, все зависит от того, чего конкретно ты хочешь добиться. В каком-то смысле это классическая история, настоящая мелодрама, где всего перебор, причем намеренный: раз уж страсти — то на пределе, иначе какой смысл. Современность подхода заключается сложно устроенной композиции и в юмористическом подходе к большей части сцен. Вряд ли в классической трагедии появился бы ребенок, громко пукающий во время предсмертного напутствия отца. Возможно, это не слишком пристойно, но я обожаю грязные шутки. А если они не грязные, то они и не шутки. Именно поэтому мы так прекрасно ладим с Венсаном: он меня постоянно смешит, и чем больше я смеюсь, тем больше он расходится; порой я хохочу до колик в животе. Чувство юмора, по-моему, есть признак наличия ума. Заявляю со всей ответственностью: если у человека нет чувства юмора, он просто дурак, и если ты ко всему в нашей быстротечной жизни относишься серьезно, значит, у тебя что-то не в порядке с головой.
- Неужели вы все время ладите и ни из-за чего не спорите?
- Венсан Паронно: Отчего же. Например, Маржан предложила снять историю любви. Я лично считаю такие истории ужасно скучными, но она дала мне свой комикс "Цыпленок со сливами", и тут я задумался.
- Маржан Сатрапи: Вселенная Венсана, отраженная в его собственных проектах, — очень мрачное место. Я никогда не могла понять, как этот милейший человек делает такие мрачные вещи. Может быть, он болен? Я-то совершенно другая, страшно наивная и доверчивая, и он этим пользуется. Спустя лет 7 или 8 после нашего знакомства он явился ко мне домой и заявил: знаешь, я ведь не сын своих родителей, они подобрали меня на юго-западе Франции. У меня сразу слезы на глаза, а он давай хохотать: оказалось, все это выдумки. Он заводит меня в такую сторону, куда я сама, возможно, не зашла бы, добавляет иронии — хотя я, конечно, тоже далеко не плюшевый мишка. А я тяну его в сторону романтики — смерть от любви и прочие драмы. В нем это тоже есть, просто очень глубоко спрятано. В общем, у нас много общего, хотя иногда, конечно, мы ссоримся и начинаем шипеть друг на друга, как коты. Секунд пять клочки летят по закоулочкам, а уже спустя час от ссоры не остается и следа, и мы находим компромисс. Мы как брат с сестрой — иногда мне страшно хочется его зарезать, и я знаю, что он мечтает хочется зарезать меня, но хорошая ссора — залог полного доверия друг к другу. Если с человеком боишься ссориться - значит, ты ему не доверяешь, опасаешьсяпотерять. Венсану я могу наговорить что угодно - и после любой ссоры мы помиримся, потому что между нами существует огромное взаимное доверие.
- И "Персеполис", и "Цыпленок со сливами" - по сути, главы из семейной хроники. Продолжение будет?
- Маржан Сатрапи: О да! Семья у меня огромная, и в детстве я больше всего любила общаться со стариками, которые постоянно рассказывали мне истории из прошлого — совершенно романические и невероятные. Вдобавок, я не знаю ни одного иранца, у которого сложилась бы нормальная, спокойная жизнь от яслей до старости. У нас непрерывно происходят какие-то катастрофы — если не взрыв и пожар, то революции и казни, кругом сплошные потрясения. Такая уж у нас история. И если есть в нашем фильме политическое послание, то оно куда шире любых лозунгов.
Ведь относительно Ирана существует масса предубеждений. Но я объясняю, что речь идет о стране, где в 1958 году мужчина умер от любви к женщине. Нам сегодня очень не хватает любви — к искусству, к красоте, к самой любви. У нас больше не работает воображение, мы не можем представить себя в чужой шкуре. Звучит, конечно, немного по-хипповски: мир, любовь и все такое, хотя ни меня, ни Венсана нельзя отнести к застрявшим в своей эпохе шестидесятникам. И тем не менее: мы с моим французским соавтором делали иранский фильм на берлинской студии "Бабельсберг", с нами работали люди со всех концов света, и все говорили по-французски. Я не верю ни в какие межкультурные конфликты, и вот вам доказательство. Это конечно не воззвание в прямом смысле, но мы показываем, что можно работать всем вместе - и в 2011 году выпустить фильм, где герой умирает от любви. В нашем потребительском обществе принято говорить: "С этим человеком у меня покончено". Но с человеком в принципе не может быть покончено. Могут завершиться отношения, может разбиться сердце, но покончить — нельзя, человеческая природа слишком велика для этого.
